В дни «Кёфью» она сочинила несколько статей для «Роллинг Стоун» и кое-что для музыкального журнала «Спин». Кроме того, вместе с Инчмэйлом состряпала обстоятельный обзор истории «Mopars»: оба любили эту гаражную группу шестидесятых, хотя потом так и не смогли отыскать желающего заплатить за публикацию. Правда, в конце концов исследование напечатали в фирменном журнале магазина звукозаписей, принадлежавшего Джардину. Вот, пожалуй, и все, что извлекла Холлис Генри из этого предприятия.

Теперь Инчмэйл наверняка летел в Нью-Йорк бизнес-классом, развернув на коленях «Экономист» – издание, которое он читал исключительно в небесах и клялся, что всякий раз, едва ступив на землю, безнадежно забывает каждое слово.

Холлис вздохнула:

– Ну и пусть, – сама не зная, что имеет в виду.

Перед глазами возник монумент, посвященный Хельмуту Ньютону: девицы из нитрата серебра, овеянные оккультными ветрами судьбы и порнографии.

– Ну и пусть, – повторила она и заснула.

Открыв глаза, она не увидела солнечных бликов на краях многослойных портьер. Значит, уже вечер. Холлис по-прежнему лежала в своей норе, но уже не нуждалась в ней так, как раньше. Тревога слегка рассеялась: конечно, туча не ушла за горизонт, зато сквозь нее проглянули лучи любопытства.

Интересно, где Бобби Чомбо? Неужели его со всем добром забрали, как выражается Инчмэйл, в отдел Самопальной Безопасности? За сомнительное участие в заговоре по нелегальному провозу оружия массового поражения? Журналистка припомнила странных уборщиков – и отбросила эту мысль. Скорее парень ударился в бега, а кто-то ему серьезно помог. Явилась бригада, перетащила оборудование в белый грузовик и увезла Бобби неизвестно куда. Возможно, на соседнюю улицу, кто знает? Но если хитрец ускользнул от Альберто и прочей братии от искусства, может ли Холлис надеяться на новую встречу?

А где-то, размышляла она, глядя на тающий в темноте потолок, прятался мифический контейнер. Длинный прямоугольный ящик из... Из чего их изготовляют, из стали? Ну да, разумеется. Когда-то в Дерри, в сельской местности, Холлис переспала с архитектором из Ирландии; они делали это прямо в контейнере, который был превращен в мастерскую. Гигантские окна, прорезанные автогеном, фанерные рамы... Точно сталь. Ирландец еще рассказывал, как снимал тепловую изоляцию; в ящиках попроще якобы собирались капельки от дыхания.

Прежде Холлис не приходило в голову задумываться о грузовых контейнерах. Это одна из тех вещей, которые время от времени видишь на полном ходу с автострады, обычно сложенные аккуратными стопками, словно кирпичики «Лего» для робота Одиль; всего лишь часть современной реальности, слишком обыденная, чтобы о ней размышлять или задаваться вопросами. В последнее время что только не путешествует по миру в таких ящиках. Что угодно, кроме сырья вроде угля или пшеницы. Вспомнились последние сообщения о грузах, утерянных в шторм. Тысячи резиновых уточек из Китая, жизнерадостно подпрыгивающих на волнах. Или теннисные туфли. Что-то про сотни левых теннисных туфель, которые вынесло на пляж: правые плыли в отдельной таре, во избежание мелкого воровства. А еще кто-то с яхты, в Каннской гавани, рассказывал пугающие истории о трансатлантических путешествиях; дескать, смытые за борт контейнеры сразу не тонут, а невидимо и беззвучно плавают неподалеку от поверхности, грозя морякам настоящими бедствиями.

Похоже, Холлис по большей части переросла свои прежние страхи. Теперь она готова была признаться: ее разбирало жгучее любопытство. Самое жуткое в этом Бигенде, определила для себя журналистка, это шанс раскопать что-нибудь этакое. Ну и куда потом деваться? Существуют же вещи, которых лучше не видеть и не слышать? Конечно, существуют, решила Холлис, но все дело в том, кому известно, что вы раскопали.

Тут послышался легкий сухой шорох: кто-то просунул под дверь конверт. Знакомый еще по гастрольной жизни звук разбудил в крови допотопный страх, дремлющий во всех млекопитающих, – страх перед вторжением чужака в родное гнездо.

Холлис включила свет.

В конверте, который она подняла с пола, оказалась цветная распечатка на простенькой бумаге – снимок белого грузовика, стоящего возле фабрики Бобби Чомбо.

Журналистка перевернула фото. На обороте почерком Бигенда, смутно напоминающим ассирийскую клинопись, было выведено: «Я в фойе. Надо поговорить. Х.».

Любопытство. Пора утолить хотя бы часть этой жажды. К тому же, как осознала Холлис, настало время определиться, стоит ли ей продолжать игру.

И она отправилась в ванную комнату – готовиться к новой встрече с Бигендом.

39

Изготовитель орудий

Милгриму вспоминалась Юнион-сквер двадцатилетней давности. Место, усеянное мусором и поломанными скамейками, где даже труп легко затерялся бы между застывшими, согбенными телами бездомных. В те дни здесь вовсю торговали дурью – как раз тогда, когда было не нужно, – зато теперь открыли «Барнс энд Ноубл» [113] , «Серкит-сити» [114] , «Virgin», а вот Милгрим, пожалуй, все это время катился с такой же скоростью, только в противоположном направлении. Подсел – ну да, чего уж лукавить, – подсел на таблетки, которые подавляют напряжение в самом зародыше, а взамен ежедневно грозят уничтожить личность единым внутренним взрывом.

Как бы там ни было, думал Милгрим, лишняя доза японского медикамента, которую он сегодня позволил себе, несомненно, прояснила душу и разум, не говоря уж о неожиданно погожем дне.

Браун остановил серебристую «короллу» неподалеку от Вест-Юнион-сквер и сообщил на свой ларингофон (ну или внутренним бесам), что «красные номер один» прибыли вовремя. Не очень удачное место для парковки, однако мужчина достал с пола свою черную сумку, вытащил два удостоверения официального тускло-серого вида, заключенные в конверты из прозрачного желтоватого пластика. Заглавные черные буквы, рубленый шрифт: «Управление городского транспорта». Браун лизнул большой палец и, смазав слюной присоски, прилепил документы к ветровому стеклу прямо над рулем. Потом опустил сумку на крышку лэптопа. И повернулся к Милгриму, держа наручники на раскрытой ладони, словно предлагал товар на продажу. Браслеты ничуть не блестели, точь-в-точь как и прочие любимые безделушки Брауна. Интересно, делают ли наручники из титана, мелькнуло в голове Милгрима. Если нет, значит, это искусная имитация, вроде поддельных «Окли» [115] , которыми торговали на Канал-стрит.

– Я говорил, что не буду тебя к машине приковывать, – произнес Браун.

– Говорил, – как можно безучастнее отозвался пленник. – И что браслеты еще пригодятся.

– Ты ведь даже не знаешь, как ответить, если вдруг подойдет полиция или дорожный инспектор и спросит, чем ты здесь занимаешься. – Браун убрал наручники в маленькую, подогнанную по форме кобуру на поясе.

«Скажу: „Помогите, меня похитили“, – подумал Милгрим. – А лучше так: „В багажнике целая куча пластиковой взрывчатки“.

– Поэтому ты сядешь сейчас на скамейку и будешь греться на солнышке.

– Хорошо.

– Руки на крышу, – скомандовал Браун, когда мужчины вышли из автомобиля.

А сам открыл заднюю дверь и закрепил еще одно удостоверение Управления городского транспорта на стекле над багажником. Милгрим стоял, положив ладони на чистую, нагретую солнцем крышу «короллы». Браун выпрямился, захлопнул дверцу и щелкнул маячком сигнализации. Потом обронил:

– За мной, – и еще что-то неразборчивое, возможно, уже из роли «красных номер один».

«Его лэптоп... – думал Милгрим. – Сумка...»

Повернув за угол, он зажмурился от неожиданности. Впереди раскинулся огромный, залитый светом парк; за деревьями, уже готовыми покрыться листвой, весело пестрели навесы торговых палаток.

Милгрим по пятам проследовал за Брауном вдоль по Юнион-сквер и через овощной рынок, мимо юных мам с колясками на вездеходных колесах и пакетами, полными экологически чистых продуктов. Потом было знакомое здание эпохи Администрации общественных работ [116] ; теперь тут размещался ресторан, правда, почему-то закрытый. На пересечении парковой дорожки с Шестнадцатой улицей высился на постаменте Авраам Линкольн. Когда-то Милгрим долго ломал голову над вопросом: что же он сжимает в левой руке? Может, сложенную газету?